...удостоверяющая способность подлинно реалистического искусства отчетливо проявилась уже в самых ранних произведениях Бунина. Например, в рассказе «Танька» (1892) авторская идея замкнута на переживаниях помещика Павла Антоныча. Однако к моменту встречи Павла Антоныча с Танькой наше восприятие уже настолько замкнулось на жизни Танькиной семьи, что и весь рассказ мы воспринимаем не иначе, как рассказ именно о Таньке, о ее беспросветно тяжелой жизни, простой и такой, по сути, страшной в своей безысходности. Идейно-художественный вывод, который объективно вытекает из изображенной писателем ситуации, оказывается намного шире и значительней, чем тот, что предлагает сделать сам писатель.
С особой отчетливостью это свойство бунинского таланта проявилось в его повестях и рассказах 1910-х годов и прежде всего — в повести «Деревня». Характер своего художественного замысла сам Бунин определял так: «Я должен заметить, что меня интересуют не мужики сами по себе, а душа русских людей вообще <...> Дело в том, что я не стремлюсь описывать деревню в ее пестрой и текущей повседневности. Меня занимает главным образом душа русского человека в глубоком смысле, изображение черт психики славянина».
Нам трудно судить, в какой мере Бунину удалось достигнуть этой им самим сформулированной цели, ибо такие понятия, как «душа русских людей вообще» и «психика славянина», вне исторического их контекста для нас попросту не существуют. Зато мы не можем не видеть другого: исходя из определенных представлений о «душе русского человека» и стремясь художественно воссоздать ее, Бунин по необходимости должен был принимать во внимание всю совокупность ее проявлений в конкретной исторической обстановке, то есть со всею возможной полнотой воссоздать самую эту обстановку. И вот эта-то с таким изумительным искусством воссозданная обстановка независимо от того, что думал о ней сам писатель, вдруг стала для читателя источником совершенно иных выводов, иных обобщений. Стараясь понять «душу русского человека», Бунин привлекает огромное количество разнообразнейших и противоречивейших фактов, и для него они — подтверждение его концепции; для нас же они — сама действительность, бесценное свидетельство гениального художника, подтверждающее, однако, не его «теоретическую» оценку этих фактов, а наличие в жизни таких процессов, о которых сам писатель и не догадывался.
«Господи Боже, что за край! — читаем мы на первых же страницах «Деревни».— Чернозем на полтора аршина, да какой! А пяти лег не проходит без голода. Город на всю Россию славен хлебной торговлей,— ест же этот хлеб досыта сто человек во всем городе». На картине, нарисованной Буниным, изображены и многие из этих ста, и огромное количество тех, кто весь век живет «в батраках у жизни». Картина поистине ужасающая.
Но кто же виноват? Где причины того, что в богатейшей стране огромное большинство народа влачит нищенское существование?
Бунин на эти вопросы не отвечает. Он лишь пытается найти ответ, и взгляд его, как всегда, обращен по преимуществу в прошлое — к тайнам русской истории, к «извечным», по его мнению, свойствам русского национального характера. Именно эти темы — «философия истории», «душа русских людей вообще» — доминируют в «программных» спорах между братьями Красовыми, а также между Кузьмой и Балашкиным, именно им подчинен круг характеров и типов, на которых сосредоточивает внимание Бунин.
Из статьи Л. Емельянова "И. А. БУНИН (1870—1953)"